Хронокорректоры - Страница 45

Наверху, то есть на втором этаже, нашлась библиотека – много шкафов с книгами и документами. Комаров восторженно гладил пальцами тисненные золотом книжные корешки, другой чекист просматривал бухгалтерские книги купца Баркасова. Роман, с детства страдавший обостренной библиофилией, не смог удержаться и отобрал несколько прекрасно изданных томов по истории русской армии, флота, Русско-японской и мировой войн. Полюбовавшись отличными иллюстрациями броненосцев и крейсеров, он присоединился к Гоге, поинтересовавшись:

– Что за бумаги рассматриваешь?

– Похоже, нашел документы главных заговорщиков… Вот, полюбуйся, мой тезка был главным казначеем этой шайки.

Он показал Роману плотный бумажный лист с печатью – подписанный Николаем Первым указ о подтверждении княжеского звания некоего Михаила Исаакова сына Лобханидзе-Шадури. В той же папке лежали паспортные книжки Лобханидзе-Шадури Георгия Ивановича, рожденного в Батуме 3 апреля 1873 года. Паспорта были выписаны в 1892, 1897, 1902, 1910 годах. Имелся также документ от 24 ноября 1901 года об увольнении со службы воинской поручика инфантерии Лобханидзе-Шадури Г. И.

– Любопытно, – равнодушно бросил Роман. – Пошли, займемся счетоводством.

На лестнице Гога сказал удивленным шепотом:

– Ты чего, соучастнег, с небоскреба навернулся? Кирпичи бумажные таскаешь по три пуда каждый, а простых вещей не понимаешь. Для меня проблема документов решена. Буду грузинским князем.

– Умно придумал, – признал Роман. – Я сразу ниасилил, как у вас в Бобруйске говорят… А книги жалко бросать. Скоро эта реальность изменится, и книги останутся единственными свидетельствами о сгинувшей Вселенной.

– Почему? Ну да, книги ведь с нами в прошлое отправятся… Сложна логика хронокоррекции.

С этим трудно было не согласиться.

На первом этаже, сидя на диване и положив ноги на чемоданы, спал Архип. Хронокорректоры растолкали красногвардейца, вывалили деньги на стол и попытались отыскать банкноты и купюры, выпущенные двадцать лет назад или раньше. Оба были безмерно разочарованы, обнаружив, что большинство купюр имеют дату не раньше 1909 года. Удалось найти лишь несколько бумажек в десять и двадцать пять рублей выпуска 1898 года – всего набралось сотни полторы.

Гога мерзко сквернословил на падонкафской фене, а Рома на всякий случай – мало ли в какое время занесет – отсортировал по дюжине дензнаков достоинством в двадцать пять, сто и пятьсот рублей, выпущенных между японской и германской войнами.

– Золото! – неожиданно громко выкрикнул без пяти минут грузинский князь Гога.

Они принялись сортировать золотые монеты и отыскали немалое число империалов и полуимпериалов. Старые монеты были достоинством в десять рублей, а после реформы 1897 года появились монеты в пятнадцать и семь с полтиной. Щербинин, удивленно следивший за действиями нумизматов-самоучек, обрадовал их известием:

– Старые кругляши в десять целковых после реформы тоже стали пятнадцать стоить.

– Любопытно, – с мрачным видом процедил Рома. – Надо будет разобраться.

Деньги и книги погрузили в чемоданы и унесли на первый этаж, в гардеробную. Заперев дверь, пришельцы из более не существующего будущего двинулись к лестнице в подвал, где наткнулись на Ашкенази.

– Будете жандарма допрашивать? – осведомился чекист. – Ну, я вас предупреждал, чтобы лапам волю не давали. Я возвращаюсь на Лубянку, за старшего останется Комаров. Через часок подъедет Гриша Тамарченко, сдадите ему хозяйство. Вы, как я слышал, бывалые фронтовики. Вот поможете Гришке наладить охрану особняка, потом отдыхайте. Понятно?

– Так точно! – гаркнули хронокорректоры.

Когда начальник опергруппы скрылся за поворотом, они попросили знакомого матроса из их взвода отпереть подвал. Арестованный с унылым лицом сидел на деревянной лавке среди изобилия съестных припасов и пил вино из бутылки, закусывая ветчиной. Когда вошли Роман и Георгий, он как раз отрезал очередной ломоть большим складным ножом. Лицо жандарма перекосилось испугом, он выронил нож и жалобно спросил:

– Вы пришли меня расстрелять?

Наведя на полковника браунинг, Рома приказал встать и отойти от стола. Затем он взял и сунул себе в карман нож, после чего сообщил примирительно:

– Не спешите, полковник. Пока только допрос.

– И ужин, – добавил Гога. – Я проголодался.

В подвале витал умопомрачительный аромат, с потолка свисали гроздья копченых окороков и колбас, вдоль стен стояли ящики с винными бутылками и объемистые бочки. Рома почувствовал, что тоже проголодался, но первым делом отдал солидную порцию снеди часовому, поручив по-честному разделить между бойцами. Потом он сел на табурет и немножко подкрепился.

– Я почему-то вспомнил, как Портос застрял в каком-то трактире, когда они прорывались в Лондон за подвесками, – сказал Гога, расправляясь с колбасой. – Вино неплохое.

Не прекращая трапезы, они выяснили, что полковника зовут Кириллом Алексеевичем, что фамилия его Хворостов, что вовсе он не полковник, а всего лишь подполковник, и что служил он последние десять лет по линии контрразведки. Заискивающим голосом жандарм заверил, что с политическим сыском не связан, то есть арестами революционеров не занимался, а в заговор впутался по глупости, раскаивается и готов сотрудничать с новой властью.

– Господа, то есть граждане, я сохранил досье на десятки иностранных шпионов – не только германских, но также французских, английских и прочих, – торопливо говорил Хворостов. – Я буду полезен. Я много знаю о той роли, которую сыграла агентура Антанты в свержении романовской династии. Я смогу научить ваших сотрудников важным навыкам, ведь они даже не обыскали меня толком, нож в сапоге не нашли…