– Ну, хля, я же фтыкайу, што твое имя знакомым казалось! Не ты ли в «Техника – молодежи» статью публикнул про флот, который могла бы иметь Россия?
– Было такое… Неужели читал?
Приятно было узнать, что статья пережила десятилетия. Впрочем, ответные возгласы смутили Романа, не понявшего ни слова:
– А то! Ну ты аццкей соттона! Зачотно жжош, нипадецки.
Пришло время выходить на перрон и строиться. Адам приказал шагать через полгорода в казарму, где размещались особо верные новому правительству подразделения. Говорить о будущем они побоялись, но взахлеб обсуждали альтернативный флот. Моряки с интересом прислушивались к болтовне полоумных интеллигентов, а порой встревали в ожесточенный спор. В общем, получалось, что вполне можно было чуть ли не во времена японской войны построить корабли посильнее «Цесаревича» и «Ретвизана», просто добавив лишнюю башню главного калибра.
Среди красногвардейцев нашлось немало рабочих судостроительных заводов: Адмиралтейского, Путиловского и Балтийского. Они подтвердили: поставить возвышенную башню между носовой двухорудийной установкой и передней надстройкой – дело вполне реальное. Впрочем, они же твердо заявили, что поставить на те корабли турбинные двигатели не удалось бы. По словам рабочих, на русских заводах производство турбин для дредноутов и крейсеров удалось наладить только накануне мировой войны.
На следующий день Роман и Георгий уединились в безлюдном уголке гарнизонного двора для продолжения серьезного разговора. Левантова интересовали детали: мол, правда ли, что в ваши времена хлеб стоил двадцать копеек, а профессора в университетах не брали взяток. Поначалу Роман тоже спрашивал всякую ерунду: вышла ли полностью киноэпопея «Освобождение», написал ли Юлиан Семенов продолжение про Штирлица, какие новые книги выпустили Стругацкие, не случилось ли советско-китайской войны, когда умрет Брежнев и про что была третья серия «Звездных войн».
Его ждали удивительные новости из будущего. Георгий предусмотрительно закачал на свой мультифункционал огромную фильмотеку, включая все серии «Звездных войн», «Терминатора», «Чужих», «Повелителя Колец», «Хищника» и «Матрицы». В сотнях гигабайт уместилась также солидная библиотека пиратских – из Интернета – книг и сборников документов. Роман просматривал эти файлы в полном обалдении.
А потом он услышал о случившемся в следующие десятилетия: о перестройке, развале сверхдержавы, гражданских войнах на руинах СССР. Конечно, на звездолете он узнал, что его страна не дожила до XXIII века, но в голове не укладывалось, что катастрофа случится так скоро. Шок продолжался несколько дней, да и после Рома не смог смириться с ужасным известием.
В полночь 31 января, когда поезд приближался к Орше, декрет Совнаркома перевел страну на новый стиль, и наступило 14 февраля. Вскоре после полудня Роман и Георгий, сопровождаемые матросами мамаевского отделения, вступили в знакомый особняк Ставки возле Театральной площади Могилева. Крыленко в Ставке не застали – главковерх в своем вагоне колесил вдоль фронта. Оставленные за старших начштаба генерал Бонч-Бруевич и большевик Мясников пребывали в унылых настроениях.
Не то чтобы питерские посланцы очень нуждались в рассказе могилевских начальников. О печальном состоянии войск они прекрасно знали, поскольку читали массу книг на эту тему. Рапорт фронтовых руководителей лишь подтвердил пессимистические предположения.
Бонч-Бруевич и его помощник генерал Лукирский начали, согласно боевым уставам, со сведений о противнике. По данным разведки, на протяжении осени и зимы австро-германское командование сняло с Восточного фронта и перебросило на более важные направления десятки первоклассных дивизий. В настоящее время против ослабленных армий России стояло порядка полумиллиона штыков и сабель противника, сведенных в три десятка дивизий. Затем генералы угрюмо доложили, что с русской стороны войск немногим больше, что фронт лишь обозначен, что многие участки оставлены войсками и совершенно никем не охраняются. Если в начале января на Западном фронте протяженностью около 450 верст имелось по спискам полтораста тысяч штыков, то сегодня их стало, по самым оптимистичным оценкам, вдвое меньше. Офицеры и солдаты без разрешения уезжают в тыл, к семьям, и нет никакой возможности прекратить массовое дезертирство. Казаки уходили с фронта целыми дивизиями, в большинстве полков осталось по две сотни личного состава.
– Снабжение фронта полностью прекратилось, – чуть не со слезами на глазах говорил Бонч-Бруевич. – От недостатка фуража начался падеж лошадей, конный состав в полном расстройстве. Оттого неспособна к передвижениям артиллерия. Гибнет имущество, потому что не охраняются склады – корпусные и дивизионные. В процессе братания с австро-германцами офицеры и солдаты продают неприятелю все, что можно поменять на хлеб и консервы.
– Вы сообщали эти сведения вышестоящему командованию? – сухим официальным тоном осведомился Роман.
– Так точно. И лично товарищу Крыленко, и Совету военных комиссаров…
– То есть тому же Крыленко вкупе с великими палковводцами Дыбенко и Антоновым-Овсеенко, – презрительно прервал генерала Георгий. – Вы не пытались доложить о безобразиях непосредственно в Совнарком?
Замявшись, Бонч-Бруевич ответил:
– Никак нет, писать лично товарищу Ленину я посчитал неудобным. Однако я написал обо всем своему брату. Не сомневаюсь, он передал мое донесение Владимиру Ильичу.
– Гражданин генерал, – укоризненно произнес Роман. – Ваша деликатность в такой ответственный момент может оказаться гибельной для державы. Попрошу вас подготовить подробный рапорт. Мы передадим документ в нужные руки.