Гога добавил, строго нахмурившись:
– Обязательно изложите на бумаге ваши соображения о создании завесы, равно как о препятствиях, чинимых главковерхом.
Мрачно посмотрев на него, Мясников темпераментно вскричал:
– Вы в ВЧК и об этом знаете!
– ВЧК знает все, – сурово произнес Георгий.
На самом деле они знали печальную историю завесы из мемуаров Бонч-Бруевича, но сообщать предкам подобные подробности не собирались. Разволновавшись, горячий кавказский большевик Александр Федорович Мясников – по-настоящему его звали Александр Мартуни Мясникян – поспешил обозначить собственную позицию.
– Товарищи, мы должны сохранять бдительность, – возбужденно заявил заместитель главковерха. – Вот гражданин Михаил Дмитриевич предлагает отобрать надежных солдат, готовых защищать революцию, поставить командирами порядочных офицеров и, понимаешь, устроить какую-то завесу.
– Совершенно верно, – подтвердил Бонч-Бруевич. – Несмотря на деморализацию, в армии остаются солдаты, унтер-офицеры, офицеры и генералы, готовые честно и мужественно отразить наступление немцев, если переговоры сорвутся и германские дивизии двинутся в глубь России. Мы обязаны сформировать из этих надежных людей пусть малочисленные, но дисциплинированные воинские части. Подобную армию – небольшую, но боеспособную – возможно великолепно оснастить за счет того вооружения и снаряжения, которое втуне лежит на неохраняемых складах и вскоре попадет в руки врага. Таким образом, из этих частей мы создадим заслон, или завесу, чтобы прикрыть основные направления…
– Хорошо говорите, – прервал его, вскочив со стула, Мясников. – А помните, что вам отвечал товарищ Крыленко?
– Помню. Без малейших на то веских оснований товарищ Крыленко боится, что такая армия повернет штыки против большевиков. Поэтому, стоило мне предложить какую-нибудь часть для переформирования, всех офицеров и солдат этой части немедленно увольняли со службы. Как следствие, на фронте вовсе не осталось войск, способных оказать сопротивление неприятелю… – Генерал вздохнул и обратился к присланным из Питера проверяющим: – Товарищи члены ВЧК, разрешите удалиться, дабы подготовить необходимый документ.
– Товарищи члены разрешают, – величественным урчанием ответил ему Гога Левантов. – А пока товарищи члены побеседуют с товарищем Александром Федоровичем.
Когда генерал вышел, Мясников попытался убедить столичных посланцев в своей правоте. По его мнению, революционная армия, несмотря на массовое разбегание личного состава, сохраняла боеспособность и могла остановить германское наступление.
– Слушайте, не будет никакого наступления! – восклицал Мясников. – Вы же сами знаете, на русском фронте немцы совсем мало дивизий оставили. А наши полки очень хорошо дерутся. Наша армия вполне боеспособна – мы поляков побили как полагается!
Не замечая скептических усмешек, он с удовольствием рассказал о единственной пока настоящей победе революционной армии.
Первый польский корпус под командованием генерала Юзефа Довбор-Мусницкого в составе двенадцати стрелковых полков, трех уланских полков и тяжелой артиллерии, распределенных по трем дивизиям, был серьезным боевым соединением. Революционные новшества не коснулись поляков, отказавшихся вводить у себя советы, комитеты и выборных командиров. Корпус располагался вокруг Могилева, в районе Орша – Смоленск – Жлобин – Гомель. В конце января Крыленко решил прикрыть поляками германский фронт, но Довбор-Мусницкий взбунтовался, повел свои дивизии на Ставку, даже захватил город Рогачев и станцию Жлобин. Против мятежников были двинуты крепкие части, состоявшие из латышей, сибиряков и матросов. Командовал карательной экспедицией царский полковник Иероним Вацетис, командир Латышского полка, перешедший на сторону революции. Умело используя артиллерию, Вацетис разбил две польские дивизии, принудив к отступлению. Мясников, разумеется, немного преувеличивал: на самом деле поляков не разбили, но только слегка потрепали, и корпус в полном порядке совершил марш в сторону Бобруйска.
Дослушав до этого места, Гога изрек одну из самых загадочных своих реплик:
– В Бобруйск, жывотныя! – Затем он укоризненно напомнил: – Тем не менее, третью польскую дивизию вы перехватить не сумели.
– Это верно, проскользнула между нашими отрядами, – покаянно согласился Мясников. – Но контрреволюционный мятеж подавлен.
– Мятеж-то подавлен, однако поляки ушли на соединение с немцами, то есть примут участие в немецком наступлении, – раздраженно бросил Роман. – У вас паранойя, вы повсюду подозреваете заговоры, не доверяете честным людям, однако наивно верите в благородство германских генералов… А в результате республика осталась беззащитной. Мы уже не говорим, что украинские националисты заключили сепаратный мир с Германией, то есть противник может беспрепятственно пройти через позиции Юго-Западного фронта.
Разговор на таких тонах разозлил Мясникова, и старый (недавно тридцать два года стукнуло) большевик взорвался. Оскорбленный незаслуженными, как ему казалось, упреками, заместитель главковерха тоже повысил голос:
– Прекратите панику разводить, товарищи! Вы прямо как этот Бонч-Бруевич – он тоже ждет со дня на день германского наступления. Устроил эвакуацию, понимаешь, эшелоны с имуществом вывозит подальше от фронта, чтобы немцы не захватили. Вы просто политически безграмотные. Поэтому не понимаете, что не смогут немцы начать наступление вопреки воле германского пролетариата!..